English (United Kingdom)

https://curated-unify.zendy.io/wp-json/zendy-region/v1/featured_content/oa?rat=en

https://curated-unify.zendy.io/wp-json/zendy-region/v1/highlighted_journal/

Global: Zendy Plus annual

Presents the access of premium content as premium feature

Premium Content

Presents the keyphrase highlighting as premium feature

Keyphrase Highlighting

Presents the summarisation as premium feature

Summarisation

Insights

Presents the pdf analysis as premium feature

PDF Analysis

Presents the zaia usage as premium feature

ZAIA

Global: Zendy Tools annual

Global: Zendy Free Plan

Global: Zendy Tools monthly

Global: Zendy Plus monthly

Стремительность научно-технического прогресса рубежа XIX–XX веков пугала обывателей. Первая мировая война стала войной технологий, и образы техники гармонично дополняли общую апокалиптическую картину. В условиях разраставшейся шпиономании обывателей начинали пугать не только образы чудовищного оружия, но и давно вошедшие в повседневный обиход научные изобретения – бинокли и фотокамеры. Не случайно Э. Хобсбаум ведет отсчет «короткого двадцатого века» именно с 1914 г., полагая, что война привела к крушению Западной цивилизации девятнадцатого столетия1. Фактором гибели европейской культуры считал ее техническую перенасыщенность Освальд Шпенглер2. Идея Шпенглера не была личным открытием проницательного ученого, она отражала ощущения времени многих его современников, в том числе в России. За год до выхода «Заката Европы» рядовой московский обыватель Н. П. Окунев, в декабре 1917 г. подводя промежуточные итоги ХХ в., писал в своем дневнике: «Чем культурнее становилась страна, тем, думается, невежественнее сделался наш народ. Я и раньше косился на засилие электричества, а теперь глубоко убежден, что оно не от Бога, а от дьявола. Все нервы, все извращения, все жульничество, все безверие, вся жестокосердность, вся безнравственность и вырождение людей – от этих проклятых звонков, хрипов, катастроф, миганий, смрада, гудков и чудес!»3 Конечно, пессимизм населения отчасти был порождением трагических событий российской революции. Однако эсхатологические ощущения, связанные с ускорявшимся техническим прогрессом, активно распространялись на рубеже XIX–XX вв. Не удивительно, что немецкий историк Й. Радкау, изучая менявшуюся под давлением

Technique and its phobic images in the everyday consciousness of ordinary Russian people in 1914–1916